Знаменитый польский композитор Кшиштоф Пендерецкий на днях отметил свое 75-летие. Эта выдающаяся личность – давний друг нашей страны, нашей культуры, лауреат сотни премий, обладатель трех десятков титулов почетных докторов, в том числе в 2003 году – Петербургского университета. В 2006 году в городе на Неве Кшиштоф Пендерецкий объявлен «Балтийской звездой», ему была вручена Международная премия под таким названием, которой в признанном городе-«звезде» всей Балтики награждаются достойнейшие люди – «За развитие и укрепление гуманитарных связей в странах Балтийского региона». А на рубеже тысячелетий Пендерецкий удостоился в Каннах премии как самый великий из живущих композиторов.

Маэстро издавна имел репутацию авангардиста, однако со временем, можно сказать, стал фундаменталистом – и с точки зрения творимых им больших, монументальных музыкальных форм, а то и просто глыб, и с точки зрения мирового признания, выраженного в престижнейших наградах и титулах.

Большое место занимает в его творчестве музыка духовная, причем особенная роль принадлежит музыке, связанной с православной традицией.

Кшиштоф Пендерецкий более сорока лет назад впервые посетил Ленинград, его кумиром был Дмитрий Шостакович, с тех пор он влюбился в город на Неве, считает его не только культурной, но и духовной столицей России, часто приезжает сюда с концертами. Потому он, например, пожелал, чтобы здесь в удивительном по красоте и гармонии Смольном соборе состоялась российская премьера его выдающегося произведения «Утреня», основанного на текстах православных литургий Страстной Недели. Исполнение имело огромный успех. Это произведение написано было еще в 1970 году, много где в мире звучало, но дошло до России лишь через десятилетия.

Композитор серьезно изучал древнерусскую музыку, церковнославянский язык, исследовал отношение текста к музыкальной фразе. Само звучание старославянского языка в «Утрени» тесно связано с музыкой. «Утреня» относится к самым ярким примерам уникального монументального вокального стиля композитора, интервью с которым мы предлагаем читателям RPMonitor.

Русский Храм как «Музыкальный театр»

– Пан Пендерецкий, почему «Утреня», которая – очевидно – просилась в русский концертный зал, тем более в такой, как грандиозный Смольный собор, прежде не исполнялась?

– По политическим причинам. Я написал ее еще в 1970 году, но духовную музыку в России тогда нельзя было исполнять, тем более, православную.

Это, к тому же, и очень сложное произведение. Только сейчас в России появляются хоры, которые могут петь такую музыку. Но вот теперь это в России становится возможным. Я давно мечтал, чтоб именно русские спели «Утреню». Для меня важно в этом произведении, что русская речь, наконец, зазвучала чисто по-русски. Даже польский хор, хоть это и славяне, просто не сможет так спеть по-русски. И я особенно рад, что это произошло в Санкт-Петербурге, где я вообще очень люблю выступать, да еще и в таком храме-шедевре Растрелли.

– Что увлекает Вас в русской духовной музыке?

– Во-первых, в русской христианской традиции большую роль, чем в западной, играет сама музыка. Как я давно обнаружил, служба у русских в православном храме – это некое действо, что представляет из себя в своем роде музыкальный театр. Без музыки, без пения службу в русском храме даже невозможно представить. В Польше, например, ксендз не поет, служба идет как бы в разговорном жанре. И мне кажется, для композитора русский храм является источником вдохновения большим, чем западный. Я давно увлекся русской духовной музыкой. У меня уже несколько произведений, основанных на русской духовной музыке и со старославянскими текстами.

– Что, по-Вашему, сообщает человеку русская духовная музыка?

– Коль вся православная литургия построена на музыке, то в таком случае это совершенно иная концепция литургии, где рождается свой посыл, свое особое воздействие. И тут невозможно даже что-то выразить словами, невозможно что-то вычленить в какой-то смысл как в некое сообщение. В этом удивительном русском музыкальном театре принимают участие все, и в итоге все предстает совершенно по-другому, чем на Западе, здесь все находящиеся в храме участвуют в действе и в переживании. Так вот и является тот самый уникальный феномен русской общности, соборности.

– А лично у Вас какие возникают ощущения, когда Вы слушаете эту музыку?

– Композитору вообще трудно словами передавать свои чувства, он их скорее может выразить в музыке… Могу лишь сказать, что я чувствую язык русской духовной музыки, понимаю то, из чего он складывается. Мне это нравится, близко, это – мой язык.

– То есть Вы ее скорее воспринимаете рационально, как конструкцию, анализируете, из каких элементов эта прекрасная конструкция складывается?

– Да, да… То есть, сначала, чувствами воспринимаю, а потом рационально. От чувства – к рацио.

От Музыки – к Вере

– Коль Вы так выделяете русскую духовную музыку, можно ли в таком случае говорить и об особой духовности русского народа?

– Думаю, да… В русской духовной музыке вообще больше спонтанного, чувственного, а в западной духовной музыке больше сдержанности, рассудка, рационализма. В костеле нет эмоций. Там человек более в себе, музыка более сосредоточена внутри человека, а здесь она выплескивается, становится средством общения.

– Интересно, но вот даже и режиссер Кшиштоф Занусси, который ходил в советниках «главного католика» – Иоанна Павла II, говорил, что обретения христианством в мире нового дыхания он ожидает не столько от католического костела, сколько от возрождающейся сегодня православной церкви.

– Я бы так не стал говорить. В польском костеле тоже есть большая духовная глубина. Просто она более сдержанно проявляется.

– Но, как известно, духовная музыка существует и у, так сказать, южных народов, мы знаем и американскую негритянскую духовную музыку – спиричуэлз.

– В этих случаях речь о таком уровне духовности, о котором мы говорим, вряд ли может идти. Скорее такая музыка говорит не о духовности, а о характере этих народов, об их темпераменте, ну и спонтанности. На Западе сложилось так: есть великий Бог и есть маленький человек, а вот у них Бог как бы доступнее, ближе, и все в отношении к Богу спонтанно выплескивается наружу. Американские баптистские храмы – это скорее можно назвать «экстравагантным христианством» (смеется).

Петербург – столица русской музыки

– О Санкт-Петербурге любят говорить, что это город архитектурных ансамблей, со своим выраженным стилем, духом, что он монументален. Возможно, Петербург близок в чем-то Вашей музыкальной системе?

– Это прекрасный город – все знают. Меня же особенно радует очень богатая музыкальная жизнь в Петербурге, он живет музыкой, музыка его питает, здесь очень хорошая публика. В отношении к музыке – это, можно сказать, главный город в России. Сам же город, его образ, я воспринимаю как воплощение порядка и гармонии. Его построили за очень короткое время, и сразу подходили к его созданию, исходя из концепции целостности, ансамбля. Я много повидал на свете, но нет других таких городов в мире. И к счастью, период социализма его облик не испортил. Старый Петербург – будто творение одного архитектора-композитора. И замечательно, что это все сохраняется.

– Какой композитор для Вас олицетворяет Петербург?

– Римский-Корсаков, Шостакович, Чайковский, Глинка… Да пожалуй все, кто жил здесь, создавал музыкальную культуру этого города. Все великие русские композиторы жили именно здесь.

– Что Вас радует более всего в жизни, что огорчает?

– Радует более всего мой сад, который я давно выращиваю, мои деревья. Они постоянно меняются: цветут, растут, развиваются. Так, смею сказать, источником вдохновения для меня при написании 7-й симфонии стали мои деревья, сад. Я чувствую деревья, словно живые существа. Думаю, это единственное произведение в мире, которое написано в честь деревьев.

Не нравится же, расстраивает меня больше всего политика, особенно польская.

Беседовал Павел Яблонский